PS № 1

В Новокузнецке опять играли эту американскую музыку.

Местная цитадель джаза четыре дня стреляла в город с крутого берега суровой реки Абы ХV фестивалем, который год от года становится все международнее. Приезжают теперь к нам не с одного лишь дикого Запада, а и с очень Дальнего Востока, однако. Да и в Бразилии, как обнаружилось, население не исчерпывается популяциями футболистов и собирающих кофейные зерна аграриев, поскольку там рождаются и классные джазмены. Недаром Рио был хрустальной мечтой вполне джазового по темпераменту Бендера.

Впрочем, все эти ссылки на этническую принадлежность бесполезны: музыканты ехали на фестиваль, может быть, американские и бразильские, но приехали уже наши. Ведь джаз космополитичен в высшем и сакральном смысле слова. Жрецы его – единая mafia (но не та банальная семейка, о которой напоминает русская транскрипция). Джаз безграничен и беспределен, ибо не знает деления на “своих” и “чужих”.

Когда-то “их” и “нас” разделял раскрашенный с обеих сторон “железный занавес”. За ним копошился враг, и он в числе прочих недобрых вещей создавал вражескую афро-американскую музыку. Новокузнецкий фестиваль успел начаться в ту эпоху, когда джаз только приступил к обмену своего волчьего билета на легальный паспорт. Фестиваль был тогда юным, шумным и немножко бестолковым: концерты заканчивались почти ночью; длинные, как собачья песня, джем-сэшны устраивались на сцене, а не в “кулуарах”, музыканты легко меняли составы, — в общем, это был веселый хаос, творящий музыку. Не случайно среди на его первых эмблемах пылали рояли и шастали по клавиатуре черные кошки. Остающийся по сей день лучшим из заголовков фестивальных статей немировский “Кровь джаза закипает к ночи” был рожден жаркой атмосферой конца 1980-х.

 

P. S. № 2

Любой музыкальный фестиваль есть сам по себе мелодия. Вопреки всем законам мелодическая линия “Крепости-2000” имела две кульминации. День второй постмодернистски разнообразная программа анонсировала как выступление этнически бразильских, а вообще-то давно уже американских джазменов “Brasil All Stars”. Но оно не стало бы таким мощным аккордом без участия супер-, экстра-, мета- и трансгитариста Пола Болленбэка и пианиста Андрея Кондакова. Оба – no comments.

Paul Bollenback снова “back” в Новокузнецк спустя три года после первого визита. Помните тот сумасшедший февральский концерт 1997-го с Двоскиным и Крамером?.. (Кстати, вот кто пугающе разочаровывает – так это Крамер. От такой техники-механики остается один шаг до мертвяка). И на этот раз сольная гитара первого дня невероятно распалила публику. Пружина раскручивалась еще долго. Впечатления не испортил даже сиротский ритм незваного деда мороза, который припал было к латиноамериканскому барабану, но был вежливо отодвинут от дальнейшего сотрудничества.

Все последующие явления Болленбэка сопровождались физиологически-бесконтрольным воем зала. На себе испытанная жизненная правда: невозможно было сдержать в себе этот утробный аккомпанемент.

Непостижимое сочетание чистоты и прозрачного совершенства мелодий с жаром их исполнения – может, в этом секрет сводящей с ума музыки Болленбэка? Мелодический рисунок так архитектурно-изыскан, гармония настолько пленительна, что временами перестает ощущаться музыкой. Клянусь, были на концерте моменты чистой мистики. Виртуознейшие гитарные соло с глубокими щемящими глиссандо посылают звук в какое-то надмирное пространство – на мгновение разверзается вечность – трепещут на космическом ветру края разодранного музыкой “покрывала майи” — и обдает нечеловеческой жутью мировая бездна – мороз по шкуре – кончаются всякие слова, ибо настает время “икс”: единственным исходом этого напряжения может быть только протяжный дионисийский вопль зала. Испускаемый, к чести завывавших, тоже мастерски. То ли жизнь приучила?..

Концерт был очень веселым, да и гримасы Болленбэка – отличное противоядие от всякой высокопарности. Просто любое высокое искусство иррационально и демонично (не путать с дьявольщиной. Джазовый жертвенник пылает священным огнем).

Что же до описанных космологических ужасов, то в программе почти каждого фестиваля бывает музыка замедленного действия. Если впечатлению от нее отдаться сразу, то получится вот так — ярко до боли в душе.

Появление Болленбэка “на второй день свадьбы” оказалось тем приятнее, чем неожиданнее. Но все встает на свои места, если вспомнить, что гитарист испытал много музыкальных влияний, выходящих далеко за рамки только джаза, а из неевропейской музыки слушал особенно бразильскую. Так что с точки зрения высшей онтологической предопределенности он не мог не сыграть с “Brasil All Stars” (басист Sergio Brandao, ударник Paulo Braga и перкуссионист Edson “Cafe” Dasilva), которые тоже не слева взялись. Срежиссировал проект Андрей Кондаков, в чьей музыке и следа не осталось того карело-питерского северного ледка, который был приметой его композиций лет восемь назад.

Звезды добирались в Новокузнецк “через тернии”. Лондонский аэропорт Хитроу исхитрился избавить их от багажа со всеми бразильскими примочками. Так что вожделеемый публикой (а наш вкус основательно подпорчен бутафорским перцем модного поп-латинос) экзотический саунд пришлось извлекать на подручном инструменте, параллельно сыгрываясь с гитарой Болленбэка. После концерта Серджио Брандао заметил, что могло получиться круче – если бы оказалось больше времени для репетиции. Но все к лучшему: “сделанные” вещи не так интересно слушать, как наблюдать саму кухню джаза, где творится спонтанная, как все живое, музыка.

Зал вскипал под раскаленными темброритмическими фигурами Браги. “Кафе” в своем крючком вязанном трогательном чепчике был так неистов, что бонго разъезжались под его ударами. Распалявшая душу ритм-группа делалась мягче, окутываясь нежным темным бархатом бас-гитары. Ее благородная внешняя сдержанность стала великолепным глубоким фоном для игры Болленбэка – но каким огнем горели глаза Серджио Брандао! В этом и заключается высокое искусство быть классным бас-гитаристом – в неброской изысканности при укрощенном и стреноженном в собственной душе жгучем драйве.

Из зала отлично было видно, что джазменов пъянило вино собственной музыки. “Бразильское сердце” бьется горячо, как сердце самого Джаза. На концерте стало ясно, что ничего круче этого фестиваль не покажет. Так и было, пока в воскресенье на сцену не взошел последний из гостей – великий старик Гэри Бартц. Глупо было бы пафосно называть его “патриархом джаза”, хотя это по сути верно. Дело в том, что красивейшим подарком фестиваля стала возможность слышать Джаз-Во-Плоти. Это не метафора!

Такого погружения в любование нюансировкой звука не помню ни у кого. Такого богатства палитры не знаю ни у кого. Даже если вспомнить всех живьем слышанных саксофонистов, а их было немало. О музыке сложно писать, потому что разница языков двух стихий – словесной и музыкальной – не позволяет адекватно вербализовать слуховое восприятие. В случае же с Бартцем вообще нет такой необходимости. Люди на концерте это хорошо почувствовали: ни ритм не отбивался, ни аплодисменты не шли. Инъекция дозы джаза такого класса отключает все чувства, кроме предельно обостряющегося слуха. В общем, коварный бог саксофона поиграл с залом в игру “замри”, не пожелав скомандовать “отомри”.

Если серебристо-перламутровые модуляции Болленбэка – это магия и мистика, то золотой с шоколадом звук Бартца – религия. Что если бы эти двое играли вместе?..

Мелодия фестиваля закончилась чистой классикой. Не догмой и не окостеневшим молельным стандартом, что нередко тоже именуется “классикой” из ложно-стыдливого пиетета перед отжившим свое музейным хламом. Уровень Гэри Бартца снимает последние культурные “оградки”: это уже не джаз и не Джаз, а МУЗЫКА. Бессмертная. Остальное – молчание.

^{Ирина Рещикова}